Черновик мира. Отставшие от времени - Сергей Бурдыгин

– А сейчас так не кажется?

– Здесь, в купе? – Светлана задумалась, – только в этом поезде есть что-то… злое, что ли. И проводник этот…

– Да неплохой человек, мы с ним поговорили, посидели…

– Утром я по запаху чувствовала, как вы посидели. Все они тут какие-то странные. Цыгане, полковник этот…

– Какой полковник? А, вспомнил, я его в зале ожидания видел. Вот уж ему-то, как я понимаю, не до кого. Похоже, у него беда какая-то случилась…

– И вот, что ещё, – Светлана совсем посерьёзнела, – поезд у нас из Тотьмы, так?

– И что?

– А то, что была я в этой Тотьме в молодости. На соревнования по волейболу от института ездили. Так вот, нет там никакой железной дороги. И железнодорожного вокзала нет. Только автобусный…

– Может, построили?

– Может быть. Только ты же знаешь, что у нас в стране в последнее время со стройками – напряг…

Ну, напряг напрягом, а спать тянуло сильно. Оставив выяснение насчёт Тотьмы наутро, Комаров завалился на свою полку и тут же окунулся в сон.

И снилась ему всякая, как казалась тогда, ерунда. То догоняла его женщина в пуховом платке, догоняла уже в коридоре вагона, хватала за руку и всё так же беззвучно пыталась о чём-то предупредить. То проводник принимался угощать его своей Рыковкой и была она уже не прозрачного цвета, а красновато-бурого, словно свернувшаяся кровь. И на вкус отдавала мясом говядины, и пахла так же, но гостеприимный Андрей Афанасьевич, хитро прищурив глаз, только подливал ещё и упрямо твердил:

– Напиток-то отменный, нигде такого не отведаешь. А большевики его страсть, как любили, особенно Ленин.

Потом и этот самый Ильич появился и стал просить, чтобы его вынесли из мавзолея, потому что там холодно.

– А ещё, – добавил он, картавя, – всем я скажу, что Бога нету. Хотя, батенька, я его как тебя, видел. И он сказал. Чтобы я всем пег-г-гедал, что его нет…

Следом пошли картинки ещё хуже. Внезапно Комаров обнаруживал (и так несколько раз), что Маши в купе нет, а вместо неё на нижней полке храпит всё та же женщина в пуховом платке, и в руке у неё почему-то зажата вилка. И вроде бы Борис со Светланой бросаются искать дочь по вагону, заглядывая в каждое купе, но вагон оказывается длинным неимоверно, и до противоположного тамбура они никак не доберутся. Зато в следующем же купе, где играли они с Климом Устиновичем в дамский преферанс, лежат четыре покойника, причём, все они уже облачены в строгие костюмы и прочее для погребения, только у одного мертвяка, который на нижнее полке, нет ботинок, а на правом носке отчётливо видна дыра, из которой торчит грязный нестриженный ноготь.

И тут Борис проснулся. Проснулся оттого, что поезд остановился. Он зажёг ночной свет над головой, глянул с полки вниз, и сердце подпрыгнуло куда-то к горлу.

МАШИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ БЫЛО НА ЕЁ ПОЛКЕ!

Ладно, хотя бы одно со сном не совпадало – не храпела там, внизу, женщина в пуховом платке с зажатой в руке вилкой. Правда. от этого легче не было. Ещё не решаясь тревожить жену, которая мирно посапывала на свой полке напротив машиной, он осторожно спустился, тихо открыл дверь купе и направился к туалету. Всё в порядке, всё хорошо, должно быть, просто дочери понадобилось туда среди ночи, такое у детей бывает, и сейчас они сонно наткнутся друг на друга в коридоре этого проклятого вагона, и можно будет спокойно спать дальше, поскольку за окном – всё тот же лес, и никакого моря пока не предвидится.

Но дверь туалета оказалась незапертой. Там скверно пахло и было тревожно пусто. И за окном был вовсе не лес, а опять какой-то полустанок. Уже бегом возвращаясь назад и повинуясь какому-то смутному влечению, Комаров дернул ручку двери купе, где должен был почивать Клим Устинович, но старикана там тоже не оказалось. Более того, купе выглядело так, словно никто его и не занимал никогда, матрацы лежали свёрнутыми на верхней полке, а коричневые деревянные полки были голыми и нежилыми.

Потом была разбуженная Светлана, пьяный и не желающий просыпаться Андрей Афанасьевич, тщетные поиски по всему вагону, который оказался совсем не удлиненным, а обычным, напрасное желание найти начальника поезда или какого-нибудь транспортного полицейского («Откуда ж им всем тут быть-то?», – это проводник), и, наконец, обнаружение того, что вместе с Машей пропала и сумка с её вещами.

А поезд всё стоял. Словно ждал, когда поиски закончатся, и они сойдут на этом дурацком безлюдном полустанке.

И они сошли. Сошли, потому что на тревожный шум выглянул один из бородачей и спокойно сообщил, что видел, как Маша выходила из вагона вместе с Климом Устиновичем.

– Я как раз курить собирался, – рассказал очевидец, – смотрю, а они к выходу идут. Девчонка ваша ещё сонная была какая-то. Я подумал, что вы – с дедом этим вместе, в карты-то вон как резались…

Светлана после этих слов буквально завыла.

Едва они сошли, наскоро собрав вещи, как поезд тронулся.

Полустанок встретил их ночной тишиной, безлюдьем и облезлым плакатом неподалёку от железнодорожных путей. На нём красноречиво значилось:

ВАМ ЗДЕСЬ НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ!

Да, – подумалось, – сюда бы ещё череп и кости…

Единственное, что обрадовало – в свете единственного здешнего фонаря они заметили фигуру человека с дорожной сумкой. И человек этот оказался полковником из их вагона. Правда, ничего насчёт пропавшей дочери он сообщить не смог, к обветшалому зданию, бывшему, вероятно, когда-то местным вокзальчиком, никто не подходил, вероятно этот самый сумасшедший (в этом Борис не сомневался) Клим Устинович повё л дочь сразу в сторону леса.

– Ну, надо же найти здесь телефон, рацию, полицию какую-нибудь, – всхлипнула Светлана, – кто-то же здесь есть!

– Здесь? – угрюмо сказал полковник и показал сигаретой на невзрачную, еле заметную табличку на здании бывшего вокзальчика. – Разве тут что-то может быть?

На табличке (вероятно, это было название полустанка) красноречиво значилось всего одно слово:

ОМУТЫ

– Хрень какая-то, – выругался Борис, – это что, предупреждение? Как там, на плакате?

– Насколько я знаю, – всё так же угрюмо произнёс полковник, – это – название данной станции. И, скорее всего, и местности этой. Позвольте отрекомендоваться. Зовут меня Валерий Николаевич. И, похоже, у нас теперь с вами – одинаковые проблемы…

Глава четвёртая

Ночь с бомжом

Внутри вокзальчика, как и ожидалось, почти никого не было. Почти – потому что на одном из редких местных полуразвалившихся стульях дремал неопределённого возраста бомж. Появление Комаровых с полковником его нисколько не удивило, он просто приоткрыл глаза, осмотрел всех мутным взглядом и снова впал в некое подобие нирваны.

– Хорошо тому живется, – вздохнул полковник, – у кого ничего нет… Надо бы утра дождаться, может, придёт кто.

– Да нам дочь искать надо, – почти крикнула Светлана, отчего бомж опять слегка пошевелился, – а вы ждать предлагаете. Чего? Кого? Надо старика этого искать… Вот мне бы его найти только. Я бы его скелет на составляющие разобрала. На очень мелкие. Очень-очень…

– Идите, разбирайте, – Валерий Николаевич не выразил никаких эмоций, – только куда? Как военный человек (уж позвольте мне этим немного погордиться) я уже успел провести некоторую визуальную оценку местности. И вполне обоснованно заявляю – жильём здесь и не пахнет. По крайней мере, в радиусе километра. Один лес кругом. И куда вы по этому лесу в темноте пойдёте?

– Так ведь дед этот Машу нашу куда-то повёл!

– Судя по всему, он человек местный. И пройдёт тут везде с закрытыми глазами. И спрячется тоже, уж вы поверьте, да так спрячется, что вы рядом в полуметре пройдёте, и ни его не заметите, ни дочери.

– Ну, она нас хотя бы увидит, закричит…

Борис вспомнил, что бородач рассказал о том, что Машка, когда её уводили, была почти в полусонном состоянии. Верно. Иначе бы она просто так от родителей не дала бы себя увести. Да и сами они хороши – не услышали. Как дочь будят, в дорогу собирают. Спали, как убитые. А, собственно, от чего их так сморило-то? Эх, не зря старикан этот их чайком из термоса поил… На травках… Видно теперь, на каких травках… И как-то ведь Светлану убедил испить напитка своего, а та чужих продуктов старалась не употреблять, и вообще к незнакомой пище относилась с подозрением. Это у неё с того пошло, как брат её Семён шашлыком отравился, две недели в больнице мучился, а потом умер. Борис эту историю хорошо помнил, хотя они со Светланой в ту пору ещё друг с другом только знакомились. Но так уж вышло, что пригласила его как-то будущая супруга на дачу, именно на этот самый злополучный шашлычок, и младший её брат Семён в компании тоже присутствовал. Хорошо, хоть Светкины родители там в тот момент не было, теща Анжела Сергеевна и сейчас-то в обморок падает, если страсть какую-нибудь по телевизору увидит, а уж если бы она присутствовала при начале мучений сына… В общем, съели они этот шашлычок, винцом сухеньким запили, компания была весёлая – друзья Светкины, соседи по даче. Гитара даже появилась. За общим дружным гамом не сразу и заметили, как несчастный Семён этот, худенький, отчего-то всегда бледный мальчишка, вдруг побледнел ещё больше, застонал и побежал в заросли малины, где его начало безудержно рвать.